М.В. Келдыш — мой учитель

Всеволод Александрович Егоров,
ИПМ им.М.В.Келдыша

1. Как М.В. Келдыш впервые проявил свое отношение к космическим исследованиям.

М.В. Келдыш был не первым моим Учителем (в моем сознательном возрасте — после 17 лет), а вторым. Первым же был профессор А.А. Космодемьянский, к которому я пришел студентом 2-го курса МГУ и попросил дать нерешенную на данный момент задачу. Он дал мне две задачи, честно предупредив, что не знает, как их решить. Более простую из них я решил на 3-м курсе, а более сложную — на 5-м, и он рекомендовал меня в аспирантуру. Поблагодарив за рекомендацию, я спросил, может ли темой диссертации быть оптимизация выведения космического аппарата (КА) на орбиту. "Нет, — ответил он, — это сейчас не актуально, это — задача далекого будущего". "А какую тему Вы считаете более актуальной?" — спросил я. "Например, оптимизация управления зенитными ракетами", — ответил он. "Я подумаю", — сказал я и решил посоветоваться со старшими товарищами, Т.М. Энеевым и Д.Е. Охоцимским, которые тогда работали у М.В. Келдыша в его отделе механики в МИАН СССР и устроили туда и меня, студента, по совместительству. Я спросил у них, не попросить ли мне М.В. Келдыша стать научным руководителем по моей "космической" теме. Они меня отговаривали, боясь, что М.В. Келдыш сочтет меня несерьезным человеком. Дело в том, что тогда, в 1952 г., людей, стремящихся разрабатывать КА и проводить космические исследования, презрительно называли "косматиками" и даже высмеивали: мол, нам враги грозят атомным нападением, а эти люди предлагают тратить средства на свои несбыточные мечты! Но я пришел к М.В. Келдышу в кабинет и спросил, не согласится ли он руководить моей работой в аспирантуре по "космической" теме. Он спросил, о чем моя дипломная работа. Я рассказал, что решал вариационные задачи ракетодинамики, что одно мое решение пригодилось для выполнения в его отделе задания по теме "Н-3" ОКБ-1 (С.П. Королева) по ракете Р-7. И он согласился, сказав, что моя тема интересна и перспективна. Так М.В. Келдыш впервые проявил свое доброе отношение к космическим исследованиям. Оказалось, что уже тогда, в 1952 г., он видел перспективы науки и техники намного дальше А.А. Космодемьянского и других ученых.

2. Как М.В. Келдыш относился к учебному плану своего аспиранта.

Свой аспирантский учебный план я готовил тщательно, включил в него не только обычную программу кандидатского минимума, но и дополнительные разделы по квантовой механике и физике. Однако М.В. Келдыш велел убрать все, что было сверх программы минимума, сказав, что обязательств надо брать поменьше. А если что-то будет сделано дополнительно, то нас будут хвалить за сверхплановую работу. Что касается темы диссертации, то не прошло и полугода, как он в конце 1953 г. дал мне задание вычислить, какие начальные скорости КА необходимы для достижения им Луны и каковы точности выведения его на орбиту. Я спросил, когда надо дать ответы. "Пораньше, — сказал он, — они нужны уже сегодня". Это были совсем новые задачи, которыми серьезно никто раньше не занимался. Так фактически сменилась тема моей диссертации. Пришлось погрузиться в небесную механику, в задачу трех тел Земля — Луна — КА, чем я и занимался все последующие 20-25 лет (а кандидатскую диссертацию защитил с опозданием на год).

3. Что М.В. Келдыш считал важным для научного роста своих аспирантов и молодых сотрудников.

Он считал, что им важно: иметь актуальную, интересную тему работы, чаще и активно обсуждать связанные с ней вопросы в заинтересованных организациях, на научных семинарах и на научно-производственных совещаниях. А главное — самим проводить численные расчеты, причем исходные данные брать максимально близкими к реальности, самим анализировать результаты и делать о них доклады. Участие в научно-технических совещаниях он считал настолько важным для расширения кругозора аспирантов, что приглашал их даже без заранее подготовленного выступления или доклада. Так, он пригласил В.А. Сарычева (аспиранта Д.Е. Охоцимского) и меня в начале 1954 г. на первое совещание по проблеме создания искусственного спутника Земли (ИСЗ). Там выступали С.П. Королев, М.К. Тихонравов, П.Л. Капица, С.Н. Вернов, Л.И. Седов и другие известные ученые. Присутствовали молодые ученые Д.Е. Охоцимский, Т.М. Энеев из ОПМ МИАН, И.М. Яцунский, Г.Ю. Максимов из НИИ-4 МО. Мне доверили вести протокол совещания. Обсуждалось, чем может быть интересен и полезен ИСЗ для науки и народного хозяйства. В конце совещания П.Л. Капица высказал примерно такую мысль: запуском ИСЗ мы вторгаемся в доселе неисследованную область, и там возможны открытия, которых мы сейчас и предвидеть не можем.

За прошедшие с тех пор годы ИСЗ нашел разнообразные применения, о которых говорилось на том совещании. Прав оказался и П.Л. Капица: были открыты околоземные радиационные пояса, о существовании которых тогда и не подозревали.

4. Как М.В. Келдыш оценивал роль своих научных семинаров, в частности — семинара института.

Их роль он оценивал очень высоко. Это проявлялось и раньше на семинарах его отдела механики в МИАН СССР, которые он проводил вместе с Л.И. Седовым, и потом на семинарах нашего Отделения прикладной математики МИАН СССР, которое в 1966 г. было переименовано в Институт прикладной математики АН СССР. Келдыш старался сам регулярно (не реже одного раза в месяц) проводить эти семинары. Ставил на них доклады исполнителей самых важных научных работ института, как законченных, так и по отдельным этапам, доклады соискателей докторской степени по работам, выполненным в институте, перед представлением их к защите, доклады авторов наиболее интересных работ из других научных учреждений. Обычно название темы доклада, иногда вместе с тезисами, вывешивалось на доске за несколько дней до семинара. Он назначал рецензентом кого-либо из сотрудников, компетентных в теме доклада, просил разобраться в результатах заранее и выступить по их сути на семинаре. Он всегда задавал вопросы докладчику и выступавшему рецензенту, чтобы самому разобраться, и не всегда соглашался с рецензентом. Так было, например, после доклада В.Ф. Дьяченко о его результатах по разработке и применению метода "прогонки" для ускорения машинного счета в задаче о сильном взрыве.

5. Как М.В. Келдыш разбирался в сути научных разногласий.

Он всегда стремился докопаться до истины — или самостоятельно, или с помощью тех, дотошности которых он доверял. Вспоминаются следующие случаи.

Примерно в 1959-1960 г. к нему в кабинет пришел академик В.Г. Фесенков и пожаловался: "Ваш сотрудник Егоров оскорбил меня в печати, якобы найдя в доказательстве моей теоремы ошибку". М.В. Келдыш пообещал ему разобраться, и в тот же день секретарь Л.Ф. Калякина вызвала меня к нему. Он подробно ознакомился с формулировкой теоремы В.Г. Фесенкова, выяснил, какая ошибка вкралась в доказательство и как я ее исправил. Он не ругал и не хвалил, а спокойно сказал: "Ладно, идите". Отпустил меня с миром.

Потом был случай с искажением телеметрических данных, передаваемых со спутника. Обработкой (расшифровкой) этих данных у нас в институте занималась группа Г.Н. Злотина. Анализ результатов этой обработки не удовлетворил кого-то из пользователей данными (не помню, кого именно), и М.В. Келдышу поступила жалоба на работу группы Г.Н. Злотина. Мстислав Всеволодович поручил мне разобраться, в чем дело. Мне пришлось привлечь посредников — связистов, и было установлено, что данные портились от искажений в линиях связи и от недостаточно точной привязки к Системе единого времени. Претензии к группе Г.Н. Злотина отпали.

Первые лунники выводились на траекторию полета к Луне не с промежуточной орбиты ИСЗ, как все более поздние автоматические лунные и межпланетные КА, а с непрерывным активным участком, начинавшимся на поверхности Земли. Возможные "окна" для такого выведения были узки и редки — составляли лишь сутки-двое в каждом месяце. При этом внутри стартовых суток время старта необходимо было выдерживать с точностью до нескольких секунд. Эти стартовые ограничения были непривычны для всех (таких ограничений не было при запусках спутников) и очень неудобны для стартовых служб: если почему-либо не успевали подготовиться к запуску в назначенную дату, приходилось запуск переносить.

Однажды М.В. Келдыш позвонил мне домой около полуночи и, извинившись за поздний звонок, попросил объяснить ему, почему возникают такие ограничения для старта. А причина была "геометрической", она была обусловлена фиксированностью наземной трассы запуска (точек падения первых двух ступеней ракеты-носителя) и независимостью месячного движения Луны (по ее орбите) от суточного движения точки старта (по ее географической параллели). Эти обстоятельства легко можно было объяснить, используя чертеж, имевшийся в служебном отчете в институте. Но было трудно объяснить по телефону. Я спросил, нельзя ли поэтому перенести разговор на утро. Он не согласился. Тогда нам обоим пришлось взять по листу бумаги и, одновременно нанося одну линию за другой, вычерчивать один и тот же чертеж, находясь на разных концах телефонного провода. Разговор продолжался долго, более получаса, и закончился, когда Мстислав Всеволодович во всем разобрался.

6. Как М.В. Келдыш готовил и проводил научные совещания.

Он готовил их заранее и, если узнавал о различных точках зрения на обсуждаемый вопрос, то приглашал авторов и тех, и других мнений. Например, А.Г. Масевич и И.С. Шкловский по различным поводам, связанным с ИСЗ, иногда имели противоположные мнения. Обычно М.В. Келдыш как джентльмен сначала давал слово А.Г. Масевич, не допуская, чтобы И.С. Шкловский ее перебивал, а затем давал слово И.С. Шкловскому, не допуская, чтобы она его перебивала. Потом высказывались другие желающие, или он спрашивал мнение заинтересованных присутствовавших. Когда суть дела прояснялась, он принимал решение и кратко выступал сам. Вообще, он умел слушать, не перебивая, а если потом собеседник перебивал его, он спрашивал: "Почему Вы меня перебиваете? Я же Вас не перебивал!"

7. Как М.В. Келдыш относился к партийной работе.

К ней он относился двояко. С одной стороны, старался отбиться от заданий районных властей, мешавших работе института (от вызовов сотрудников в колхозы, на овощные базы и пр.). Он добился замены особого статуса партийного руководства (политотдела) на обычный и замены назначаемого "сверху" парторга на избираемого внутри института. С другой стороны, он тщательно готовился к каждому партийно-хозяйственному активу, сам выступал на нем, чтобы мобилизовать парторганизацию института на помощь дирекции в решении срочных задач. Он заботился, чтобы в парторганизацию вступали наиболее достойные сотрудники. Сам он вступил в члены партии довольно поздно (в возрасте 38 лет), но относительно быстро поднялся до уровня члена ЦК КПСС и использовал свое высокое партийное положение для помощи развитию науки вообще (и нашего института — в частности).

8. Как М.В. Келдыш смотрел на субординацию в работе.

8.1. Однажды Мстислав Всеволодович вызвал меня и велел лететь на Байконур на запуск очередного "лунника", воспользовавшись его местом в начальственном самолете. Сам он лететь не мог ввиду занятости.

В самолете было два просторных салона, каждый — с широким столом и большими мягкими креслами вокруг стола. В первом салоне летели главные конструктора; во втором — их заместители и др. Когда я поднялся в самолет, во втором салоне свободных мест не было, и мне пришлось сесть на одно из свободных мест в первом салоне. Здесь летели В.П. Бармин, Л.А. Воскресенский, А.М. Исаев, Н.А. Пилюгин, М.С. Рязанский, кто-то еще, и я чувствовал себя очень неуютно. С.П. Королева не было, меня знал только Рязанский, он меня и представил остальным. Они спросили, почему не летит М.В. Келдыш. Я ответил, что его "вызвали наверх", а по какому делу — не знал. Они остались в недоумении.

В еще большем недоумении оказался комендант поселка второй площадки Байконура, встречавший начальственный самолет на полигонном аэродроме "Ласточка". Он не знал, в какой автомашине меня везти и где селить — в общежитии или в отдельном домике. Чтобы облегчить жизнь ему и себе, я ему представился, попросился в общежитие, и он выполнил мою просьбу.

8.2. Доступность (досягаемость) М.В. Келдыша сначала скачками убывала, а в конце скачком возросла. В 1952 г., когда я начал работать в его отделе механики в МИАН СССР, он был легко доступен: любой сотрудник Академии наук прямо из коридора мог войти в его комнату. В 1953 г. он стал директором Отделения прикладной математики МИАН, войти к нему стало труднее — только после доклада секретаря-референта Л.Ф. Калякиной, а она почти ко всем, кто приходил без его вызова, относилась с предубеждением.

Еще труднее стало попасть в кабинет, когда М.В. Келдыш стал вице-президентом АН СССР, и минимальной стала досягаемость, когда он был президентом Академии и членом ЦК КПСС. Он много ездил в командировки по стране, пропускал свои присутственные дни (вторник и четверг) из-за неотложных государственных дел. Редкими стали заседания семинара института, срывались сроки докторских предзащит. Но его доступность скачком возросла и регулярность работы семинара ИПМ восстановилась, когда он освободился от должности президента АН СССР. Следует сказать, что сотрудников института с деловыми предложениями, независимо от занимаемых ими должностей, он принимал во все времена. Кроме того, он во все времена отводил часы для приема сотрудников по личным вопросам. (Правда, ни той, ни другой возможностью я ни разу не воспользовался.)

9. Как М.В. Келдыш относился к моделированию глобального и регионального развития.

В 1971-1972 гг. появились первые глобальные модели Джея Форрестера и книга "Пределы роста" Д. Медоуза, предсказывающие близость (начало 21-го века) и неотвратимость глобальной экологической катастрофы. Эти предсказания настолько потрясли меня и группу моих друзей: В.А. Геловани, В.Б. Митрофанова, Ю.Н. Каллистова (из ИПМ) и А.А. Пионтковского (из Института США), что мы занялись их проверкой и поиском путей предотвращения катастрофы. Мы повторили на ЭВМ расчеты Форрестера и группы Медоуза, исправили их неграмотность в построении стационарных режимов развития ("глобального равновесия") и поняли, что неизбежность катастрофы происходит от неуправляемости, анархичности капиталистического развития с рыночной экономикой, которые приписывались всему миру. Между тем сильный тогда еще социалистический лагерь успешно развивался, управляемый распределением инвестиций по обязательным планам, и возникла идея проверить, устранима ли глобальная катастрофа, если управлять экономикой (т. е. инвестициями) всего мира так, как управляет социалистический лагерь. Наши расчеты показали, что катастрофы можно избежать, если порядка половины мировых инвестиций тратить на очистку Земли от загрязнения, восстановление ресурсов и восстановление продуктивности сельскохозяйственных угодий. Об этом вдохновляющем результате мы сделали ряд докладов, выпустили несколько препринтов ИПМ и статей. Однако, когда в 1976 г. Д.Е. Охоцимский рассказал об этом М.В. Келдышу, тот вызвал меня и в резкой форме потребовал прекратить этим заниматься или уходить из ИПМ в недавно созданный Институт системного анализа (ИСА). Туда меня приглашал Е.К. Федоров, соблазняя большой зарплатой и должностью. Я задал М.В. Келдышу два вопроса: (1) почему бы не продолжить эту работу в ИПМ и не сделать ее прикладной, чтобы с помощью математического моделирования дать рекомендации по планированию развития СССР и социалистического лагеря; (2) если продолжить нельзя, то советует ли он мне переходить в ИСА. Он смягчился и ответил: "(1) Чтобы дать верные рекомендации, надо иметь верные данные по отраслям соцстран, а их получить невозможно (из-за подтасовок). Но даже если бы мы чудом получили верные исходные данные и сосчитали бы верные рекомендации, то сразу получили бы за них по шее (вместо наград), так как они помешают волюнтаризму вождей. (2) Поэтому советую этим не заниматься, никуда не переходить, а заниматься в ИПМ моделированием в естественнонаучных областях". Я обещал подумать. Подумав, решил последовать его совету, пришел к нему, сказал об этом, поблагодарил за совет и попросил разрешения подвести черту под глобальным моделированием изданием книги, которая тогда была уже написана. Он разрешил, но книга вышла только в 1980 г.

10. Что говорит молва о трех принципах М.В. Келдыша.

Говорят, что М.В. Келдыш благословил академика И.Г. Петровского на ректорство в МГУ и порекомендовал соблюдать три правила, которые, как я понял, были его жизненными принципами.

(1) Не бороться со злом, а браться и делать добрые, хорошие дела.

(2) Не слушать жалобы в отсутствие того, на кого жалоба.

(3) Никому ничего не обещать, но уж если пообещал, то сделать, даже если обстоятельства ухудшились.

Говорят, что когда Петровский спросил, почему не следует бороться со злом и т. д., он ответил: потому что в этой борьбе зло использует все средства, а Вы — только благородные, а потому и проиграете, и пострадаете. Не слушать жалобы — очень полезно — сразу уменьшается число жалобщиков, а когда приходят обе стороны, то разбор дела ускоряется из-за отсутствия необоснованных претензий. Наконец, лучше не обещать и сделать то, что просят, чем обещать, но не сделать, если помешают обстоятельства.

Так что Мстислав Всеволодович Келдыш был мудр и достиг наибольших высот, столь много сделав для науки и своей страны.

2001 г.